Часть пятая: комната гинеколога.
Если идти дальше по коридору, то выйдете в просторный холл, где находились: входная дверь и двери еще трех комнат. Здесь стояла дореволюционная тумбочка и такое же потрескавшиеся двухметровое зеркало.
Одна дверь вела в служебную комнату Вики, которая работала в том же, что и Михалыч, ЖЕКе бухгалтером и с ней я уже познакомился в ванной комнате. Теперь ее всегда хотелось, когда мы встречались в коридоре, подержать на руках, а она всегда испуганно на меня смотрела и спешила исчезнуть с моих глаз.
Вторая дверь вела к Людмиле и это было ее комната, доставшиеся ей от матери, умершей, когда ей было двадцать лет.
Ну, а третья дверь принадлежала Юрию Робертовичу, который получил образование врача-гинеколога, но никакого отношения к дореволюциоонному врачу, жившиму здесь, не имел.
Комната была самая большая в квартире и была метров шестьдесят площадью, разделена на две половины и имела шикарный паркет вишневого цвета. Жил Юрий Робертович здесь сначало с матерью, которая относилась к еврейской национальности и работала детским врачем в поликлинике. Мать его дружила с бабушкой Ларисы, которая была отличным музыкантом и преподовала сольфеджио в детской музыкальной школе. Обеих ценили на работе, обе пережили блокаду и всю жизнь прожили в коммуналке.
Пришло время и обе умерли по старости, а жилье передалось по прописке соотвественно Ларисе и Юрию, значит они были коренными ленинградцами.
К этому отрезку времени Юрий Робертович был уже известным специалистом по женским болезням и работал в какой то престижной женской консультации. Затем стал потихоньку спиваться, руки стали трястись и он терял работу за работой и оказался без таковой. Женщины не желали идти к нему на прием и его уволили.
Я отношусь к евреям хорошо и за свою жизнь имел соприкосновения со многими, но знаю только двоих из них, которые не соответствовали нормам этой способной нации. Одного я видел рядовым рабочим, орудовшим азартно лопатой, на заводе, а другой был Юрий Робертович.
Когда его уволили, то было ему уже сорок пять лет и он окончательно съехал с катушек. Пил, голодал и воровал съестное на кухне с плиты: варивщееся мясо, жарящиеся котлеты и прочее. Голод не тетка и кушать ему хотелось...
Еще в сорокалетнем возрасте Юрий Робертович познакомился с двадцатипятилетней женщиной, которую звали Настей. Была она не красавица, но и не уродина, а обыкновенная женщина, у которой все при себе и все средних размеров. Может быть только несколько глуповата, поэтому и родила пьющему врачу ребенка без регистрации.
Так и пошло у них. Не пьет муженек, живут в его комнате. Счастливая женщина стирает, кормит его, ложится с ним в постель. Выглядит он хорошо: высокий ростом, спортивного сложения, вьющиеся волосы, зачесанные назад. Породистый и красивый еврей играет с сынишкой в футбол по холлу, гуляет во дворе. Находит работу по профессии и работает месяц, два, три.
Затем срывается в запой. Толи работа для него вредная, толи еще что, а только запивал он еще страшнее. Первым делом выгонял из дома свою женщину и естественно, та уходила на свою служебную комнату вместе с сыном, но контролировала его каждый день, заходя в квартиру.
Я был не совсем еще в курсе их жизни, как она пришла раз к нам с Ларисой и попросила присутствовать при посещение комнаты своего сожителя, так как нужно было забрать детские вещи, оставленные там при поспешном уходе.
Я уже пользовался репутацией бесстрашного миротворца и отказать женщине не мог. Пошел с ней.
Только вошли в комнату Юрия Робертовича, как сразу наткнулись на расстеленный по полу широкий тюфяк, который честь по чести был покрыт белоснежной простыней, стиранной Настей и под белоснежным одеялом лежал хозяин вместе с какой то ярко-рыжей женщиной, похожей больше на шалаву из грязной забегаловки. К чести врача, он не поташил ее на общую с Настей кровать, а расположился на полу. Порода, она и в пьяном виде порода.
Я не успел и шага сделать, как ревнивая Настя подскочила к брачному ложу молодоженов и с остервенением вытащила соперницу, ухватившись за ее яркие волосы. Та бросилась в угол и сидя на коленках испуганно завыла. Проснувшийся мужчина забромотал заплетающимся языком:
-Я теперь с ней буду жить.
-С ней? – удивленно спросила Настя, нагибаясь к напуганной гостье и провела два раза по ее лицу своими ногтями. Та взвыла, а лицо ее стало кровавым месивом, такая не понравится теперь даже и Юрию Робертовичу.
Пришлось мне вступиться и загородить несчастную жертву, которая спала в платье и прочем, поэтому женщине не потребовалось время на сборы и любовница исчезла из комнаты навсегда.
Собрав вещи, ушла и Настя, пообещав придти завтра и поговорить со старым кобелем, а если нужно и оторвать то, что законная подруга уже давно в руках не держала... В коммуналке изменяют...
Глава шестая: комната Людмилы.
Как было выше сказано, комната досталась ей от матери и была Людмила тоже коренной ленинградкой. Помещение метров двадцати со стандартной для того времени мебелью: кровать полуторка, стол, стулья, шкаф, буфет и диван. Шторы на единственном окне и входной двери, ухоженный паркет и чистые обои создавали иллюзию на уют и заботливую хозяйку.
Сама Людмила была долговязая девица тридцати лет, имела короткие русые волосы, невыдающееся лицо и тощую фигуры, где ничего не возвышалось на груди, но кое - что начиналось от ушей и чем она искусстно пользовалась в своей неофицальной профессие.
Она работала, для отвода глаз, где то не полный день и не всю неделю, а в свободное время выходила вечером на свой основной и доходный промысел местной проститутки. Надевала темные колготки в крупную сеточку, юбку – короче некуда, ярко красила губы и фланировала возле дома офицеров, что находился на Литейном проспекте и располагался недалеко от нашего дома.
Подвыпившие офицеры клевали на ее стройные ноги и быстро находили с девицей общий язык. Работала Людмила на выезде и дома, соглашалась на групповой секс.
Работая дома, женщина выставляла за дверь свою десятилетнюю дочь и та сидела покорно и тихо на кухне весь вечер и иногда ночь, засыпая на широком подоконнике. Нужно добавить, что Михалыч приторговывал спиртным, которое вечером в городе с огнем не сышешь и почти каждый поздний вечер за окном слышились громкие крики:
-Михалыч! У тебя есть?
А если у него было и его смогли добудиться дикими криками, разносившимися в колодце двора по всем этажам дома, то он запускал местную гопоту через черный ход в нашу квартиру и обслуживал их, то есть наливал на кухне и длилось это гашение «горящих труб» подолгу и шумно..
Тогда худенькой высокой девочке не было места и там, она уходила к телефону и сидела на табуретке, поставленной кем то возле тумбочки с аппаратом.
Сидела она тихо и о чем то своем и светлом мечтала, беспокойно прислушиваясь к громким разговорам, доносившимися из их комнаты и побаиваясь мужчин на кухне. По коридору прошел сигзагами пьяный Юрий Робертович и проследовал на кухню, где стал затевать ссору с подлым народом, возомнив себя интеллигентом высшей пробы. Понеслась отборная брань на высоких тонах.
Я не представлял, как можно жить в таких условиях бедным девушкам: Ларисе, Вике, Жене и двум маленьким девочкам, когда квартира заполнена непредсказуемыми пьяными мужчинами и по квартире несется матерщина, выбегает с визгом из своей комнаты полуголая Людмила, когда ее партнеры слишком много себе позволяли. Садом и Гоммора!
Сегодня был такой день и не дождавшись, когда шум наконец утихнет, я вышел из комнату. Увидел девочку, сидящую у телефона и подошел к ней, спросил:
-Пойдешь к нам? Чаю попьешь с тетей Ларисой и посидишь у нас.
Та согласилась и я провел ее в комнату, где моя подруга стала готовить чай прямо в комнате, что для этого все имелось, включая и электрочайник.
-Всегда готова к осаде, - пришло мне в голову.
На кухне я попросил мужчин, находившихся там быть потише или покинуть квартиру, так как было достаточно поздно и людям пора отдыхать. Трое мужчин с Михалычем сидели у небольшого столика, нещадно курили, свисающая с потолка лампочка плавала в облаках дыма. Пахло алкоголем и немытыми телами. Юрий Робертович стоял один у окна и курил папиросочку, к столу его не допускали, чтобы не распускал свой поганый язык.
Все они встали и стали меня поносить почем зря. К моему удивлению к ним присоединился и бывший врач – гинеколог. Говорят, что количество и силу ломит, но только не здесь. В результате я их разогнал. Трое ушли через дверь, через которую и пришли, потеряв при этом: один воротник от грязной рубашки, другой способность видеть правым глазом, треттий, очевидно, на время слышать. Сам Михалыч невредимый и целый успел ускользнуть в свое логово и больше не решался сказать слова. Породистый Юрий Робертович, побитый слегка мною, ушел из дома и не появлялся месяц. Потом он вернулся со своей Настей и сыном, стали жить в его комнате до следующего запоя. Мне он затем, по-секрету, сообщил, что я ему сломал тогда ребро, но что не бывает между настоящими мужчинами.
Разогнав банду на этом конце коммуналки, я пошел на другой и постучал в людмилин притон. Шум притих и дверь открылась. В комнате на диване сидела полурастерзанная Людмила и с обеих сторон от нее два молодых мужчины, а треттий сидел за столом и потягивал пиво. Причем было отчетливо видно, что молодая женщина исполняла свои обязанности с удовольствием и на лице была написана неуемная похоть.
Мужчины были офицеры и с понятием, шума не желали. Двое сказали, что они получили уже сполна и уходят, а треттий останется. Он изголодался без женщины и желал хорошенько смазать свой пистолет, чтобы оружие не давало сбоев.
Когда второй очаг шума был подавлен, я вернулся в свою комнату, где девочка, напившись чаю, уснула на диване. Легли спать и мы. Тишина и покой. В коммуналке зарабатывают...
Глава седьмая: страна тараканов.
Рассказывая о коммуналке, хочу рассказать о тараканах. Это самостоятельное население, поселившиеся на кухне и черной лестнице. Днем их было почти не видно, но только следовало выключить свет и полчища насекомых выползали на кухню из всех щелей.
Старые, молодые, мужские, женские особи и их многочисленные детки стремились найти пропитание в виде всевозможных крошек, искали капли воды, чтобы напиться. Тараканы заползали на столы, стены и раковину. Срывались и гибли на огне горелок, топли в воде, оставленной в стаканах и уносились в канализацию с потоками включенной в мойке воды. Кроме того их травили химикатами, обливали скопления насекомых горячей водой и просто топтали, все нипочем, их становилось все больше и больше.
Когда я впервый раз увидел их отряды, то брезгливо передернулся и подумал о том, что как же здесь можно жить.
Оказалось можно и привыкаешь ко всему. После приготовления, пища моментально уносилась в жилое помещение. Туда они не лезли, за исключение редких любителей острых ощущений, которые моментально гибли под подошвами обуви хозяев комнат.
Привыкнув совсем, сравнивал их уже с людьми: также живут коммуной, также ссорятся и дерутсся. Также стремятся захватить щелки по-лучше: за батареей, где тепло или под тумбочкой, где ближе к падающим хлебным крошкам. Тараканы - мужчины кадрят таракашек – женщин у которых лапки от спины или у которых родители обитает под тумбочкой и у отопительной батареи.
К чему я все это рассказывал? А к тому, что через двадцать лет, после моего там проживания, ничего не изменилось. Коммунальная квартира так и осталась коммунальной. Только в духе времени, в комнате, где жил Михалыч, который умер, живет Вагиф и вокруг него крутится десяток человек, ему подобных.
В комнате Ларисы проживает Эльдар и там обитает еще десяток соотечественников.
Как после революции заселили квартиру, сделав ее коммунальной, так она и осталась общей. Жил хороший женский специалист в ней и лечил женщин, пока на заседание парткома района города товарищ Такойто не предложил:
-Не уплотнить ли нам гражданина Жида. Он один занимает триста метров и смешно сказать заглядывает за деньги в стыдно сказать куда дворянским барышням, а наш пролетарский народ ютится в подвалах.
-Что ты говоришь. Туда заглядывает? Интересно, как оно устроено у них? – уходит от сути вопроса заслуженный член парткомитета тов. Другой.
-Сейчас не об этом. Придет время сделаем буржуек общими, тогда и увидишь, как у них: прямо или наискосок. Голосуем. Кто за уплотнение?
-Единогласно.
Так и уплотнили гражданина Жида, поселив в комнатах нуждающихся в жилье пролетариев, а сам врач толи за кардон подался, толи был расстрелян НКВД. Не известно точно.
Тогда и начался отсчет существования людей в коммунальных квартирах. Прошел один век и начался другой, а до потомков тех пролетариев никому дела нет, как впрочем и до самих пролетариев в прошлов века дела не было. Крыша есть? Что еще нужно!
-Что стало с тогдашними жильцами? Лариса дождалась своего офицера, они поженились и пропали из вида в переездах по гарнизонам нашей славной армии.
Женя так и живет в своей комнате. Только дочь ее вышла замуж и привела туда мужа. Родился мальчик. Теперь у них коммуналка в коммуналке. Современный образ жизни при теперишнем не социализме.
Настя успела, между запоями, расписаться с Юрием Робертовичем и прописать сына в его комнате. Теперь их общий сын там живет с семьей. А сам врач – пьяница умер от рака желудка, Настя занимает комнату в соседнем доме, которая была служебной, а теперь ее собственная. Замуж не вышла и не стремилась выйти. Сыта этим до конца своей простенькой жизни.
Дальше идет комната, где осталась жить Людмила. Состарившись, она не представляет интереса для мужчин, но иногда ей удается затащить к себе какого нибудь подвыпившего мужичка в возрасте. Тогда, ой!
Ее иногда посещает дочь, которую, как то на улице, приметила в семилетнем возрасте тренер по художественной гимнастике и пригласила к себе тренироваться. Из девочки получилась прекрасная и успешная гимнастка, побеждавшая неоднократно на международных соревнованиях. Она приобрела себе квартиру и живет в ней, вышла замуж за хорошего человека.
Все? Нет, еще жила миниатюрная Вика. О ней я почти ничего не говорил, кроме, что хотел поносить на руках. Спешу вам сообщить, что я ношу ее на руках уже двадцать леть и не могу наноситься. Живем в отдельной квартире и с нами два сыночка – великана и маленькая дочка – крошечка, но об этом потом.
кстати тебе лет то скоко?и где ты живёш?что у тебя за ..недуг... ты нестесняйся тут вполне приличные люди есть если что недадут в обиду....... S.