Недавно тост я слышал на пиру
И вот он здесь записан на бумагу.
- Приснилось мне, - сказал нам тамада, -
Что умер я и, все-таки, не умер.
Что я не жив и, все-таки, лежит
Передо мной последняя дорога.
Я шел по ней без хлеба, без огня.
Кругом качалась белая равнина.
Присевшие на корточки холмы,
На согнутых плечах держали небо.
Я шел по ней; весь день я не видал
Ни дыма, ни огня, не перекрестка.
Торчали вместо верстовых столбов
Могильные обломанные плиты.
Я надписи истертые читал -
Здесь были похоронены младенцы!
По две недели отроду, по три.
Умершие, едва успев родиться.
К полуночи я встретил старика.
Седой, как лунь, сидел он у дороги
И пил из рога темное вино,
Пахучим козьим сыром заедая.
"Скажи, отец, - спросил я у него, -
Ты сыр жуешь, ты пьешь вино из рога.
Как дожил ты до старости такой?
Здесь, где никто не доживал до года?"
Старик, пригладив мокрые усы, сказал:
" Ты ошибаешься, прохожий.
Здесь до глубокой старости живут.
Здесь сверстники мои лежат в могилах.
Ты надписи неправильно прочел
У нас другое летоисчисленье:
Мы измеряем, долго ли ты жил,
Не днями жизни, а часами дружбы."
Здесь тамада поднялся над столом:
- Так выпьем же, друзья,
За годы дружбы!
Но мы молчали.
Если так считать -
Боюсь, не каждый доживет до года!
Конст. Симонов (1939 т.)
Пожалуйста зарегистрируйся для просмотра данного изображения.