Кому это знакомо?
Часть первая: комната Ларисы.
Я был молодой разведенный начальник крупного участка одного огромного ленинградского машиностроительного завода. Шла вторая половина семидесятых годов прошлого века. Развитый социализм требовал от меня моральной устойчивости и патриотизма. Патриотом я был, а что касается моральной устойчивости, то это, как посмотреть...
За плечами был неудавшийся брак, в который я легко влетел двадцатилетним юнцом, но через пару лет бескровно из него вылетевший зрелым мужчиной, без алиментов и сожаления. Этот небольшой опыт заставил меня не мечтать больше о крепкой советской семье, но инстинкт самца требовал не пропускать мимо себя все, что двигалось.
Держался только одного правила: не иметь в послужном списке замужних и не водить остальных в свою уютную однокомнатную квартиру, выданную мне на предприятие по линие молодого способного специалиста.
Был я строен, не урод на лицо и боец по женской части. Когда было успешно отбито порядочно атак, направленных против моего одиночества и разбито не мало девичьих сердец, одним моим знакомым удалось заманить меня на день своего рождения, где «невзначай» познакомили с молодой выпускницей медицинского института и под парами добротных советских напитков я затащил шикарную девушку в ее постель в одной из комнат огромной шестикомнатной коммунальной квартиры в центре Ленинграда.
Понял я это на следующий солнечный день, лежа один в большой чистой кровати, стоящей в углу просторной с высокими лепными потолками комнаты. Через два огромных окна, выходящим в колодец старинного здания и сквозь ослепительной белизны ажурные занавески лился обильный поток позднего утреннего света, падая продолговатыми прямоугольниками на дубовый светлый паркет. В одном из углов стоял огромный черный рояль, рядом с постелью полированный платяной шкаф и далее старый диван, стол, покрытый аккуратной светлой скатеркой и пара стульев с замысловатыми спинками.
Хозяйка отсустствовала в комнате, где то бегала по лабиринтам большой квартиры, служившей до революции жилищем и кабинетом для приема пациенток врачу - гинекологу.
Голова у меня не болела и была абсолютна чиста, не тошнило и было то приятное игривое ощущение, наступающее после хорошей расслабухи, когда хочется начать новый бой, с новой неудержимой силой, с прекрасной половиной.
Терпеливо ждал эту половину, стараясь, чтобы пыл атаки не перегорел без объекта и ствол орудия не перегрелся, поэтому пытался отвлечься и вспомнить: воевал вчера или нет? Было не понятно и решил, что не воевал, иначе: откуда такое неукротимое желание, которое двумя руками не согнуть. Хорошо то как!
В комнату неслышно вошла хозяйка, оказавшаяся еще прекраснее, чем та, что осталась в моей памяти после вчерашнего вечера. Высока ростом, стройна и имела развитый упругий бюст и узкие бедра, которые ее не портили, а выглядели, как теперь говорят, «секси». Пышные рыжеватые и вьющиеся волосы, легко падающие на узкие плечи, обрамляли милое личико с аккуратным носиком.
Легкий халатик, открывающий при ходьбе стройные ножки до точки, когда начинает захватывать дыхание, вовремя захлопывался, заставляя разочарованно самому дорисовывать заманчивую картинку.
-Проснулся уже, Алеша? – томно и певуче спросила она меня, подходя к круглому зеркалу, висевшему на стене недалеко от двери и сделала: оп-ля!
Оп-ля! – так я назвал ее постоянные движения при подходе к нему. Выглядели они так. Коротко оценив свое отражение, она берется двумя руками за груди снизу, когда в каждой ладони, с оттопыренными в вверх двумя пальчиками: мизинцем и безимянным, оказывается по упругому шарику, слегка приподнимала их наверх и отпускала, бюст делал: оп-ля. Резко опускался, слегка подпрыгивал и становился на место призывным возвышением.
По ее голосу я понял, что вчера все было, но орудие было заряжено, требовало немедленного выстрела и желательно в цель, поэтому, маскируя боевую позицию одеялом, тихо позвал Ларису, стараясь не показать своих намерений.
Она очевидно догадалась о моих враждебных планах, коротко взглянула на меня и осторожно присела на краешек постели.
Я бросился в бой, который затем перешел в затяжные военные действия. На войне все способы хороши и я показал половину из них. Не хотел расскрывать сразу все секреты моей славной армии, но и их хватило, чтобы нам одновременно отстреляться и заключить полный и безоговорочный мир, выражавшийся в крепких объятиях и поцелуях.
Моя разведка, в ходе боев, также выяснила , что молодой врач поликлиники, находившейся при военной академии, имеет жениха, который имеет звание майора и командирован сейчас в далекий Йемен на три года.
Значит она верно меня вычислила и наше расставание, через какое то время, будет бескровным.
Я решил у нее задержаться и проводить переодически совместные боевые учения, чтобы оружие не ржавело и не теряло своих качеств. Ее это тоже устраивало, так как до прихода основных сил целых три года ждать, а так всегда под рукой, хотя и временный, но подходящий гарнизон с приличным арсеналом. В коммуналке вооружаются...
Часть вторая: кухня и ванная комната.
-Сходи сполоснись, - сказала Лариса, так звали мою новую подругу и подала голубое махровое полотенце, объяснив, как найти ванную комнату.
Я не возражал и отправился на поиски нужного помещения. Коридор был узкий и длинный, от комнаты, где жила Лариса, вел налево и направо. Пошел сначало направо, так как иногда нужно и туда ходить, попал на огромную кухню, потолок которой в двух местах подпирали деревянные столбы, которые были грубо ошкурены топором и предохраняли грязный потолок от обрушения. Вдоль стен стояли многочисленные тумбочки, столики, две газовые плиты; висели шкафчики и сушилки для посуды, пересекали вдоль и на высоте вытянутой руки веревки для сушки белья.
Стены до половины были выкрашены в ужасный синий цвет, а выше побелены известкой, которая вспучилась от частых протечек сверху и сыпалась на неровный пол, покрытый старым линолимом, местами дранным и прибитым гвоздями.
Кроме того, на кухне были две раковины с постоянно капающими кранами и двойная дверь, ведущая на черную лестницу и запасному выходу на улицу.
Обследовав кухню, пошел, как мне и полагалось, налево по полу из замызганного паркета, который скрипел под ногами и местами отсутствовал, образовывая ямки с черными гудроновыми покрытиями внутри них.
Одним словом ленинградская коммуналка.
Дошел до телефонной тумбочки, где стоял допотопный довоенный телефон и коридор поворачивал налево. Здесь я увидел дверь и согласно описания Ларисы, она должна вести в ванную комнату.
Я тихонечко тронул коричневую дверь и она подалась, вошел и остолбенел.
Напротив меня у противоположной стены разместилась огромная чугунная ванна, а рядом с ней стояла спиной ко мне миниатюрная женщина, которая нагнувшись стирала белье. Шумела вода, текущая непрерывно в ванну и она меня не замечала. На незнакомке был надет короткий шелковый халатик, подпоясанный широким поясом. От кафельного старинного пола из розовых тапочек вверх шли стройнейшие голые и гладенькие ножки, дальше из под халатика видны были четвертинки обеих аппетитнейших полушарий, между которыми можно было наблюдать треугольничек беленьких трусиков, так туго натягивающихся при движение женщины вниз, что образовывалась мягкая канавка.
Я растерялся и не знал, что предпринять, на лбу выступила испарина. В отличае от меня, мой артилерийский расчет, согласно устава службы, стал самонаводиться на цель. Как главнокомандующий, оценив обстановку, я прошептал:
-Отставить!
Тихонько вышел из ванной и осторожно прикрыл дверь. Отдышался, дал артиллерийскому расчету время зачехлить орудие и громко постучав в дверь, вошел.
Женщина на стук успела разогнуться и резко повернулась ко мне лицом, поспешно запахнула красивой рукой халатик на груди, прикрыв, как я успел рассмотреть, умопомрачительные белые грушки.
-Здравствуйте. Я гость Ларисы. Хотел бы помыться. Через сколько я могу подойти сюда?
Девушка оказалась совсем юной и такой миниатюрной, что можно ее принять за крупную куклу. Красивое лицо с зелеными глазами, светлые короткие волосики на точеной головке, губки тоненькой полоской прикрывали игрушечные белые зубки. Ее хотелось легонько потрогать руками, нежно поносить на руках и осторожно поцеловать.
Я возвышался перед ней мощной глыбой и она вынуждена была смотреть на меня, запрокидывая голову.
-Можете постоять в коридоре пять минут. Я почти готова со стиркой, - мило прощебетала она.
Уже под душем пришло в голову, что такую прелесть я не пропустил бы мимо, если встретил бы ее раньше, чем Ларису. В коммуналке влюбляются...
Часть третья: комната Михалыча.
Так началась моя жизнь в большой коммунальной квартире. Опыта такого проживания я не имел и постепенно стал знакомиться с ее бытом в перерывах между боевыми учениями с участием Ларисы.
Как мужчина, я исправил Ларисе звонок на входной двери и сразу об этом горько пожалел. Кнопок, чтобы звонить, было шесть и у всех вырваны кем то провода. Теперь из шести неисправных одна работала и не смотря на то, что была подписана фамилией моей девушки, звонили все посетители большой квартиры. Извинившись за беспокойство, визитеры проходили мимо меня и шли по своим направлением, а я шлепал добрых тридцать метров к себе. А если учесть туда и обратно, то шестьдесят метров. Никакого покоя, особенно в выходные и вечером.
Только присядешь ужинать в романтической обстановке: при цветах и горящих свечах; разопьешь бутылочку легкого винца и приступишь к самому интересному логическому завершению удавшегося вечера, раздается грубый звонок над дверью.
Нужно бежать тридцать метров к входной двери и впускать очередных посетителей, например: подозрительных личностей, которые даже не извинялись, а лишь только буркали:
-К Михалычу.
На мои предложения Михалычу восстановить свой звонок или, чтобы его друзья и подруги не пользовались нашей кнопкой, тот никак не реагировал и молчал. Какой боец выдержит такое и я порвал провода своего звонка, чтобы больше не отрываться и заниматься делом, а не бегать короткие дистанции. Коммуналка учит...
Второй проблемной был сам Михалыч: коротышка с одним нахальным глазом, так как второй был напрочь закрыт белой пленкой. Когда этот тип на меня смотрел, то казалось, что он целиться в меня, выпучив здоровый маленький глаз и характерно развернув голову с немытыми и нестриженными космами. В этот момент грязные руки с татуированными пальцами нервно бегали по впалой его груди и что то там искали.
Комната его находилась рядом с комнатой Ларисы, имела метров двенадцать площади и принадлежала местному ЖЕКу, а теперешний ее хозяин работал дворником в нем.
Совсем недавно он привел к себе в комнату очередную сожительницу, свою ровестницу, пятидесятилетнию невзрачную женщину. Общего у них было одинаковый рост и немытые волосы.
Каждый вечер они также проводили романтические ужины, правда без свеч, но с большим количеством дешевого вина, называемого в народе «бормотухой». Название вина оправдывалось тем, что после принятия вовнутрь энной дозы, зрелые любовники начинали громко бормотать с постепенным переходом на крик и драку.
Я уже жил в коммуналке больше недели и хотел навести здесь порядок, чтобы по вечерам было тихо и не болтались по квартире темные личности с криминальным прошлым.
Михалыч сегодня, после ужина, не дрался и не выгонял свою партнершу, а витиевато ее ругал и обзывал самими последними и грязными словами. Забыл сказать, что стена между его и нашей комнатами была поставлена, очевидно, после революции при поселение сюда рабочих и крестьян и слышимость поражала: будто рядом находишься.
Можно представить, как можно себя чувствовать с прекрасной женщиной в потоке грязи, изрыгаемой маленьким негодяем. Сегодня он упражнялся, как никогда и я уже два раза стучался к ним в дверь.
Там примолкали на минуту и затем продолжали с новой силой и изощренностью. Доведенный до крайности, я вновь постучал в проблемную дверь и в ответ услышал, что меня видели на чем то и где то, а так же и мою подругу не раз...
Я двинул слегка по двери плечем и она, к моему удивлению, широко распахнулась...
Пьяный Михалыч сидел за грязным заставленным пустыми бутылками столом и смотрел прицельным взглядом на кровать, где лежала его женщина. В комнате было душно, несло каким то смрадом, перегоревшим алкоголем и стоял туман от дыма гадких сигарет. Любовница лежала абсолютно нагая и тоже пьяная. Почти до крупного пупа свисали ее груди, как два пустых чулка с большими коричневыми кружками на концах, ноги были тонкие с отросшими темными ногтями на пальцах.
Оказывается у них шли эротические игры. Женщина лежала ногами в направление своего мужчины и переодически делала что то вроде ножниц. Раздвигала на время ноги и опять их сжимала. Единственный глаз Михалыча багровел от увиденного и он от восторга закатывался в монологе о том, что это, что он углядел, кто только не рвал, включая коня с его причендалами.
К чести этого любовника, увидев меня, он бросился защищать свою самочку и, подскочив ко мне, хотел ударить. Я увернулся от его атаки и съездил своим кулаком по мерзкому лицу. Действие было ошеломляющее. Михалыч пришел в себя и приказал своей женщине прикрыться, а мне показал, чтобы я покинул их аппартаменты.
Я вышел, а Михалыч сегодня больше не шумел, но мы потеряли в этот вечер желание даже целоваться. В коммуналке деградируют...
Часть четвертая: комната Жени.
Как то очередным вечером, когда комментарии на стриптиз в комнате Михалыча нас насытили и я вышел в коридор, чтобы его прервать, услышал шум и истошный крик:
-Помогите! Убивают!
Из за поворота коридора появилась молодая высокая и упитанная женщина с распущеными длинными каштановыми волосами. Она была «в чем мама родила» и неслась прямо на меня, выпучив от страха миловидное лицо. Ее большие груди бились в такт бега по сторонам, приличных размеров попа ходила ходуном, а пышные ляжки и свисающий хороший живот едва прикрывали черный треугольник на лобковой кости.
За обезумевшей женщиной бежал высокий худощавый мужчина с ножницами в руке. Глаза его были красны и яростны, а мускулистый торс обнажен до пояса.
Я пропустил мимо себя женщину и загородил проход бегущему. Женщина сразу же прижалась своими горячими дынями к моей чувствительной спине, а мужчина, как вкопанный, остановился перед мною и опустил руку со своим оружием.
Ту, что стояла за моей спиной, звали Женя и жила она в помещение, что находилась за ванной, практически на середине квартиры. Комната была большая, метров пятьдесят и была разгорожена тонкой перегородкой на спальню и прихожую.
Женя была из молодых крестьянок, жила раньше в Украине, была громка в разговоре и проста. Смазливая на лицо и притягивающая объемными формами к себе мужчин, еще в Украине она была обманута каким то негодяем, вроде меня и оставлена с животом. Родилась девочка и, когда ей исполнилось пять лет, молодая мама приехала с ней в Ленинград, подальше от позора и поближе к возможному новому счастью.
Жили сначала у родственников, закончила школу водителей трамваев и стала работать в троллейбусно-трамвайном парке вагоновожатой. Предприятие дало ей эту служебную комнату в коммунальной квартире, где мы и встретились с ней.
По случаю каникул девочку она отправила к бабушке в Украину и осталась одна в комнате.
Как то раз в ее трамвай заполз пьяный мужчина, стоявший сейчас перед мной, сначала проспался там, сидя на сиденье, а затем, будучи не до конца трезвым, заметил Женю, которая ему приглянулась и он проездил с ней до конца смены. Дальше, совсем просто: встречались неделю на улице, ходили в кино, целовались и приземлились в ее холодной постели.
Дальше настоящия любовь, цветы, ужины и качественный секс. Пришло время Жене сообщить о своем подрастающем придатке и обильно угощая милого мужчину водочкой, которую тот обожал, все поведала ему.
Тому вруг все стало ясно и, где его глаза были раньше. Так, примерно, стало мелкать в роспаленном мозгу ревнивого мужчины, понеслась брань:
-Да тебя поимели столько хахалей, что в твоем долбанном трамвае не поместить. Не чета мне, поди, а с хвостами по метру. А я, дурак!..
И вот он передо мной, а позади лукавая подруга.
Лариса вынесла простынь из из своей комнаты и прикрыла Женю, та мягко опустилась на корточки и горько завыла надрывным голосом, и столько тоски и отчания было в этом голосе, что у нас перехватило дыхание. Ее любовник опустился на колени и стал приближаться к ней, откинув ножницы за спину. Я понял, что сейчас придет развязка драмы и пропустил его, а он схватил свою женщину двумя руками за голову, прижался к ее лбу своим лбом и часто зашептал:
-Прости, прости! Скотина я! Прости меня. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
Она выла и выла дурным голосом, но не убирала от него свою голову, а когда выплеснула из души всю горечь, то поднялась на ноги и отправилась к своей комнате, покрытая простыней, как саваном. Рядом, заглядывая ей в заплаканные и опухшие глаза, семенил виновник слез. Затишье. На долго ли? В коммуналке убивают...